Она постепенно угасала. Часы, дни и месяцы тянулись бесконечной
чередой, и она уже потеряла счет времени: может быть, прошел только год, а
может — и все сто.
Периодически впадала в забытье, и тогда в голове мелькали знакомые
картинки. Вот они с Гербертом бегут по залитому солнцем сосновому лесу. Она
чувствовала запах хвои, а потом, лежа на спине, с восторгом смотрела в
бездонное голубое небо. А вот они прячутся от дождя в стогу сена и целуются,
целуются…
Потом Герберт исчез. Говорили, что он вампир, но она не могла
поверить. Почему же он не загрыз тогда ее саму? Соседи шарахались от нее, как
от зачумленной.
Все это время она пыталась выбраться, но ничего не получалось.
Слежавшаяся земля хотя и тяжело, но понемногу подавалась, но потом рука
натыкалась на камень. Он был повсюду, ровный и шероховатый, как будто тщательно
подогнанный умелыми каменотесами. И она потеряла надежду.
…Сказочно привлекательный мужчина с благородными чертами лица
бережно взял ее за руку. Затем он сделал небольшой надрез маленьким острым
ножом. Сзади ее цепко держал за волосы антипод красавца — уродливый одноглазый
коротышка. Прекрасный господин дождался, пока несколько капель крови упадут в
стакан и затем ловко — как завзятый аптекарь — перевязал ей палец. Потом он
подошел к столу, открыл большой флакон из толстого стекла, добавил в стакан
немного прозрачной зеленоватой жидкости и осторожно размешал.
Это ведьмаки! Она пропала… Страх сжал горло, и не было сил даже
закричать. Она лишь тяжело дышала. Герберт, милый Герберт, — трепетало
испуганное сердце, — даже если ты вампир, приходи же быстрее и спаси меня, пока
не поздно! О, святая Кунигунда, покровительница, помоги!
Красивый господин тяжело вздохнул и пристально посмотрел на нее.
Нет, не похож он на ведьмака! Какие грустные глаза… Впрочем, что она о них
знает? Старушечьи пересуды? А второй-то очень даже похож — уж больно отвратная
морда!
Грустный красавец опять приблизился, одним движением сорвал с нее
платье до самого пояса и поволок на постель. Господи, смилуйся, позволь
побыстрее умереть! Но подтащив ее к свету, негодяй почему-то отказался от
своего гнусного намерения. Он медленно и внимательно осмотрел ее шею и плечи, а
затем грудь и руки. От отвращения она лишилась чувств и очнулась, когда он
удивленно хмыкнул и запахнул одежду назад. Она не понимала, что происходит.
Господин еще раз вздохнул и кивнул своему подручному. Ее крепко
связали и натянули на голову колпак. Последнее, что она увидела — это его
виноватый взгляд. Такой же, как у Герберта в тот день, когда она лишилась
невинности. Бедный, глупенький Герберт!
Затем ей повесили на шею что-то тяжелое и долго-долго везли куда-то,
перекинув через седло. Потом грубо, как мешок, сбросили вниз, и не успели руки
ощутить мягкую и влажную свежую землю, как немыслимая боль пронзила грудь.
Она никак не могла взять в толк, что же случилось. Ей вонзили в
сердце деревянный кол — так ведь убивают вампиров. Но она же не вампир?! Но
почему тогда она до сих пор жива — с такой раной, без пищи, воды и воздуха? А
если и вампир — почему она не умерла? Мысли путались.
А во что они превратили ее левую грудь, которую так часто ласкал
Герберт, приговаривая, что она у него самая любимая, потому что — маленькая. Ее
тело сотряслось от беззвучных рыданий, а слезы, если бы еще оставалось, чем
плакать, ручьями хлынули бы из глаз.
И наяву, снова и снова, в голове пульсировали одни и те же вопросы:
кто она теперь, где сейчас Герберт, за что с ней так обошлись?
А в бреду она опять, уже в который раз, бежала по ослепительному
сосновому лесу, тряслась, связанная, как куль, на крупе лошади и смотрела в
виноватые глаза прекрасного благородного господина…
Комментариев нет:
Отправить комментарий